Сон № 9 - Дэвид Митчелл

с внутренней решеткой. Через двадцать минут снова оказываюсь у главного входа, где по-прежнему стоят трое охранников. Можно выдать себя за монтажника или еще кого-нибудь в этом роде – я все еще в рабочем комбинезоне, – но, подобравшись поближе, слышу, как охранники обсуждают лучший способ превратить человека в инвалида, и отказываюсь от этого плана. Возвращаюсь к пандусу, ведущему в цокольный этаж, где Франкенштейн припарковал машину. Спрятавшись за экскаватором, наблюдаю за будкой сторожа. Из окошка будки видны подъездные пути, но не сам спуск. Если держаться стены, можно проскочить до него незамеченным. А дальше проползти внутрь. Основная опасность на пути вниз – машины, выезжающие из гаража. Но там стоят только три «кадиллака». Вроде бы.

План срабатывает. Мне удается незаметно просквозить к самой будке. По телевизору транслируют бейсбол: «…в этот знойный день под куполом „Токё дому“ собрались шестьдесят тысяч зрителей, чтобы увидеть эпохальную схватку „Гигантов“ с „Драконами“[103]… Вот разминается наш земляк, юный Эноки… Легко представить, о чем думает отважный воин…» – и так далее. До меня доносятся запах тонкацу[104] и звоночек микроволновки. Опускаюсь на четвереньки, проползаю под окном – нога оскальзывается на мелком гравии, сторожу наверняка слышно, но я устремляюсь дальше, мимо двери, под шлагбаум и прочь в темноту, напряженно ожидая криков и сигналов тревоги. Сердце стучит, как барабан. Я бросаюсь за колонну. Ничего. Должно быть, сторож совершенно глухой. Все, теперь я нарушитель, незаконно проник на охраняемый объект. Спокойно. Я пришел забрать из корзины никому не нужный мусор. Три «кадиллака» по-прежнему стоят рядком у стены, что не предвещает ничего хорошего, но отец покоится в металлической корзине, так что можно где-нибудь спрятаться, дождаться удобного момента и вызволить его оттуда. Держась самой густой тени, дохожу до входной двери и проскальзываю внутрь. Вроде бы помню, куда идти. Вокруг – ни души. Змея тоже странствует по этому лабиринту распашных дверей. Теперь она длиной с каноэ. Прохожу мимо туалета, где мариновали нас с Даймоном. Где-то рядом звенит резкий смех. Нервы не выдерживают. Я бросаюсь вперед и сворачиваю за угол как раз в тот миг, когда смех выплескивается в коридор. Он преследует меня еще три поворота. Потом затихает. Потом меняет направление и обгоняет меня – или чудится? В панике бегу обратно тем же путем – вроде бы тем же путем – и оказываюсь в тупике. В нише стоят автоматы по продаже напитков. Прислушиваюсь. Приближаются два мужских голоса. Я лихорадочно пытаюсь протиснуться за автомат. Уф, я-то протискиваюсь, но ступня застревает в петле проводов. Голоса звучат прямо перед автоматом. Я застываю. Если шевельнусь, меня услышат. А если заглянут за автомат, то увидят мою ногу. Я вот-вот чихну. В поясницу впивается трансформатор. Он жужжит, как оса, и раскален, как утюг.

– Ну-ка, ну-ка, что здесь у нас?

– Импортное, «Стелла артуа». Нектар богов.

– Дерябнем по баночке?

– А то! Кстати, у Какидзаки четвертая группа, резус отрицательный.

– Ух ты! Надеюсь, ты выжал из него все до капли. Четвертая группа крови, резус отрицательный – это ж просто жидкие рубины, если найдется подходящий миллиардер.

– Ага, выжал мудака досуха. Можно сказать, проявил милосердие. Там по краям ямы – ошейники, слыхал? Да что за херня! Автомат не берет пятитысячные. У тебя нет помельче?

Сейчас чихну.

Автомат проглатывает монеты.

– Ошейники? Морино велел крепить изолентой.

– Мы так и сделали, но Набэ слишком дергался. А Морино запретил успокоительное. Ну, обошлись ошейником и девятидюймовыми гвоздями. Какидзаки повезло. Он теперь белее индюшатины; вряд ли он что-нибудь почувствует.

Чих отступает. Из недр автомата со стуком выкатываются банки пива. Собеседники открывают их и уходят, продолжая обсуждать столярно-плотничные работы. Я чихаю и бьюсь головой о стенку автомата.

На комнату под номером 333 я натыкаюсь совершенно случайно, продолжая искать, где бы спрятаться. Прижимаю ухо к двери. Ничего не слышно, только пульс грохочет в ушах. Раздумываю. Нажимаю на ручку. Она поддается с трудом, но вроде не заперто. Затаив дыхание, легонько толкаю дверь, заглядываю в щелку. Вижу металлическую мусорную корзину с папкой. Окно приоткрыто, ветерок ерошит жалюзи. Помня о смежной комнате, крадусь внутрь. Никого. Накатывает волна облегчения, фонтаном бурлит ликование. Риск оправдал себя. Открываю папку и обреченно вздыхаю. Из папки вылетает одна-единственная фотография, падает на пол обратной стороной вверх. Надпись шариковой ручкой гласит: «Есть арабская пословица: „Бери что хочешь, – говорит Бог, – но плати за это“. Патинко „Плутон“, „Ксанаду“, немедленно». Переворачиваю фотографию. Две очевидные вещи. Первая: женщина на снимке – Акико Като. Вторая: по очертаниям подбородка и изгибу бровей абсолютно ясно, что мужчина за рулем – мой отец. Вне всяких сомнений.

Зал патинко «Плутон» так запружен потом, дымом и неимоверным грохотом, что до зеркальных шаров на диско-потолке можно добраться вплавь. Я готов отдать легкое за сигарету прямо сейчас, а не через пятьдесят лет, но, если задержусь еще хоть на мгновение, то упущу Морино, а вместе с ним и свой план «Д», лучше которого пока ничего не придумывается. Впрочем, вдыхая этот воздух, получаешь дозу никотина, способную свалить носорога. Посетители теснятся в проходах в ожидании свободных мест. Самый старший из моих дядюшек – владелец единственного на Якусиме зала патинко – рассказывал, что владельцы новых игорных домов специально настраивают несколько автоматов на щедрые выигрыши, чтобы вытеснить конкурентов с рынка. Сверкающие каскады дробно постукивающих серебряных шариков зачаровывают трутней мужского и женского пола. Интересно, сколько младенцев сейчас пекутся живьем в недрах подземного гаража «Ксанаду»? Нарезаю второй круг по залу, ищу вход в служебное помещение. Время поджимает. Вижу девушку в униформе «Плутона»:

– Эй! Как пройти в папашин офис?

– Куда, простите?

Я недовольно морщусь:

– К управляющему!

– А, к господину Одзаки?

Я раздраженно закатываю глаза:

– К кому же еще?

Она ведет меня за справочную стойку, набирает код на панели цифрового замка и распахивает передо мной дверь:

– Вверх по этой лестнице, пожалуйста. Я бы сама вас проводила, но мне не позволено уходить из зала.

– Вот именно.

Закрываю за собой дверь. Щелкает сложный замок. Крутая лестница ведет к единственной двери. Тишина, как под водой. Поднимаясь по лестнице, чуть не спотыкаюсь от неожиданности: с верхней ступеньки на меня невозмутимо взирает тип в кожанке.

– Э-э, привет, – говорю я.

Тип в кожанке смотрит на меня и жует жвачку. У него в руках пистолет. Я впервые в жизни вижу настоящий пистолет. Указываю на дверь:

– Можно войти?

Продолжая двигать челюстями, тип в кожанке едва заметно наклоняет голову. Я дважды стучу и открываю дверь.

Я открываю